бы наложить вето на законопроект. Ранее он отмечал, что "тяжкий труд" на посту и скудное "пропитание", предоставляемое чиновникам в республике, являются "мудрой и необходимой мерой предосторожности против вырождения государственных служащих". Такие скупые взгляды, которые на самом деле были аристократическими по своей сути, неизбежно повысили популярность Джефферсона среди плебеев-республиканцев, возмущенных тем, что они платят налоги на, как им казалось, высокие зарплаты своих государственных чиновников.45
Теперь у народа появился шанс заявить о своем недовольстве. По всей стране прошли собрания представителей обеих политических партий, осудивших закон, повысивший зарплату конгрессменам. Законодательные собрания нескольких штатов, а также ораторы, выступавшие на празднике Четвертого июля, горько осудили его. В знак критики поднимались бокалы; закон о компенсациях, по словам одного из редакторов New York, "поджаривали до черноты". В Джорджии противники даже сожгли членов Конгресса в чучелах.46
Критики повышения были особенно возмущены неосторожным замечанием конгрессмена Райта о том, что он не может насладиться бокалом хорошего вина, и цитировали его снова и снова. Народное возмущение было беспрецедентным, и репутация Конгресса была сильно подмочена. Даже конгрессменам, голосовавшим против закона, пришлось смиренно пообещать добиваться его отмены и вернуть уже полученное жалованье. На осенних выборах 1816 года почти 70 % состава Четырнадцатого конгресса не были возвращены в Пятнадцатый конгресс. В январе 1817 года измученный Четырнадцатый конгресс собрался на заседание, чтобы обсудить вопрос о том, что именно означает представительство, и в итоге решил, что народ имеет полное право давать указания своим конгрессменам. На этом заседании, последнем в его долгой карьере конгрессмена, Уильям Финдли горячо говорил о необходимости достойной оплаты труда народных представителей. Обычные люди среднего достатка, такие как он, которым "приходится содержать свои семьи за счет своего труда в любом деле", нуждались не только в достаточном количестве денег, чтобы покрыть свои расходы. "В соответствии со всеми принципами нашего правительства, - сказал Финдли, подводя итог своему взгляду на представительство, который он пропагандировал с самого начала своей карьеры, - все классы и все интересы должны быть представлены в Конгрессе. . . . Заработная плата может быть настолько низкой, что в Конгрессе будет представлен только один класс, а именно: богатые, которые могут позволить себе расходы и не зависят от своей личной промышленности. Но это, - сказал он, защищая мир среднего достатка, который он помог создать, - изменит природу нашего правительства".47 Несмотря на мольбы Финдли о достойной зарплате, Конгресс в конце сессии отменил Закон о компенсациях, но оставил на усмотрение следующего Конгресса установление зарплаты членов, которая в итоге составила восемь долларов в день.
Этот вопрос ознаменовал важный этап преобразований в американской политике. Он "принес пользу", - заявила республиканская газета National Intelligencer, - "поскольку послужил средством преподать представителям народа урок ответственности, который не скоро забудется".48 Конгресс не должен был быть совещательным органом, отделенным от народа; представители не должны были стоять над народом, вынося беспристрастные решения, как мудрые судьи, чтобы продвигать некое абстрактное благо. Именно об этом говорил граф де Вольней в своей радикальной книге "Руины", которая так увлекла Джефферсона: Как просвещенные люди не хотели иметь посредников между собой и Богом - никаких священников, так и добрые республиканцы не хотели иметь посредников между собой и своими правителями. Вместо этого конгрессмены и другие чиновники должны были быть просто временными агентами тех, кто их избрал, и они обязаны были как можно точнее следовать воле своих избирателей.49
Наступила новая эра народной демократической политики, и новые современные политики, такие как Мартин Ван Бюрен, поняли, что они больше не могут полагаться на элитарные идеи Основателей. При всем своем величии основатели, по словам Ван Бюрена, имели много страхов, страхов перед демократией, которые народный опыт Америки после 1800 года развеял.
В ЭТОМ ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ героические личности, такие как Основатели, уже не имели такого значения, как в прошлом. Важна была масса простых людей, причем термин "масса" впервые был использован в положительном смысле применительно к "почти бесчисленным волям", действующим для создания процесса, который ни одна из них явно не задумывала. Ни одна страна в истории не походила на Соединенные Штаты "по величию, сложности и количеству связей", - заявила газета North American Review в 1816 году. Это была страна, настолько захваченная переменчивыми течениями, "быстрыми, мощными, накапливающимися в массе и неопределенными в ... направлении", что "едва ли разум мог закрепиться на каком-либо ... основании политики или справедливого расчета", что делать. Америка находилась в руках "Провидения", и этот традиционный религиозный термин теперь стал отождествляться с "прогрессом" и естественными принципами общества, созданного массой занятых людей, следующих своим индивидуальным желаниям, свободным от всевозможных искусственных ограничений, особенно навязанных правительством.50
По мере того как люди все больше убеждались в естественной прогрессивности социального процесса, разговоры о последовательных стадиях общественного развития сходили на нет, и люди все меньше беспокоились о вступлении в продвинутую коммерческую стадию цивилизационного процесса. Америка уникальна, заявил республиканец Натаниэль Когсвелл в 1808 году. Она "обладает всеми достоинствами древних и современных республик, без их недостатков", - говорил Когсвелл, которого федералисты пытались высмеять как "одного из идолопоклонников мистера Джефферсона" и "прозелитов демократии". "Она обладает, если можно так выразиться, семенами вечной продолжительности". Америка, сказал недавний выпускник Гарварда Плиний Меррик в 1817 году, никогда не постигнет судьба Греции и Рима. Ее политические институты "способны к бесконечному совершенствованию", сказал Меррик, который сделал выдающуюся юридическую карьеру в Массачусетсе; они "не пострадают от разрушительного воздействия времени, и... будущие века будут свидетельствовать, что "стирающие пальцы упадка" слишком слабы, чтобы сокрушить их массивные колонны!"51
С новыми прогрессивными концепциями социального процесса образованным и рефлексирующим наблюдателям становилось все труднее придерживаться конспирологических представлений XVIII века о том, что конкретные люди несут прямую ответственность за все происходящее. Например, заговорщическое мышление, которое лежало в основе баварских иллюминатов в 1790-х годах, уже не было столь привлекательным для многих образованных священников и профессоров Йельского университета. Конспирологические интерпретации событий - приписывание сложных стечений событий мотивам конкретных людей - все еще процветали (свидетельство тому - популярность "заговора рабовладельцев"), но с распространением научного мышления об обществе многие из этих видов конспирологических интерпретаций стали казаться все более примитивными и причудливыми.52
Изменение их представлений о том, как все происходит в обществе, было лишь одним из многих преобразований, которые пережили американцы в начале XIX века. Хотя природа была важна для либерально образованных американцев XVIII века, революционные джентльмены Просвещения стремились прославить не дикую природу Америки или ее ландшафт. Вместо этого они почитали естественный порядок ньютоновской вселенной, который выходил за пределы всех национальных границ. В 1789 году
